 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ
| ДЕСЯТКИ ВАЗИРИ В ЧЕСТЬ МОРТЕНСОНА СТРЕЛЯЛИ В ВОЗДУХ. ЕГО УГОЩАЛИ ДЫМЯЩИМСЯ МЯСОМ И ПЕРЕДАВАЛИ ЕМУ ДЕНЬГИ. ТАК ПРОДОЛЖАЛОСЬ ВЕСЬ ДЕНЬ.
Он веселился вместе со всеми. Бараний жир стекал по восьмидневной щетине. Мортенсон вспомнил, как танцевал в детстве в Танзании и под одобрительные крики вазири начал плясать вместе с ними у костра. Чувство свободы опьяняло его.
Глава 14 Равновесие
Кажущегося противоречия между жизнью и смертью больше нет. Не мечись, не дерись, не беги. Больше нет ни хранилища, ни того, что можно было бы в нем хранить. Все растворилось в ослепительной, безмерной свободе. Из воинской песни царя Гезара
Перед домом Мортенсона в Монтане стояла странного вида машина, заляпанная грязью настолько, что было непонятно, какого она цвета. На ее дверце красовалась надпись: «Повитуха». Грег узнал автомобиль акушерки. Мортенсон вошел в дом, сложил на кухне пакеты — он купил все, что просила Тара: свежие фрукты и десяток банок с мороженым. Потом поднялся наверх, к жене. Вместе с Тарой в маленькой спальне сидела крупная женщина с добрым лицом. «Роберта приехала, милый», — улыбнулась ему с постели Тара. Домой Мортенсон вернулся лишь неделю назад после трех месяцев, проведенных в Пакистане. Он еще не привык к виду собственной жены: она напоминала ему перезрелый плод. Грег кивнул акушерке: «Привет». «Привет, — с сильным монтанским акцентом отозвалась Роберта, а потом повернулась к Таре. — Я расскажу, о чем мы говорили, хорошо? — И снова обратилась к Мортенсону. — Мы обсуждали вопрос о том, где пройдут роды. Тара сказала, что хотела бы родить свою девочку прямо здесь, в постели. И я согласна. В этой комнате чувствуется очень сильная позитивная энергия». «Я не против», — улыбнулся Мортенсон, взяв жену за руку. Все-таки он имел немалый опыт работы медбратом и был уверен, что сможет помочь Роберте принять роды у Тары. Пусть жена остается дома. Роберта велела позвонить, когда начнутся схватки, в любое время дня и ночи, и уехала. Акушерка жила в горах, неподалеку от Боузмена. Всю неделю Мортенсон так заботился о Таре, что та в конце концов, устала от его внимания. Она стала отправлять его из дома, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть. После Вазиристана Боузмен казался Грегу неким идеальным местом, далеким от реальности. Долгие прогулки по тенистым аллеям, по ухоженным паркам помогали ему забыть о восьми днях, проведенных в заточении. Вернувшись в пешаварский отель с карманами, полными розовых банкнот по сто рупий, полученных от вазири, Мортенсон сразу же достал из бумажника фотографию Тары и отправился на почту, чтобы позвонить в Америку. В Монтане стояла глубокая ночь, но Тара не спала. Все время разговора Грег не отрывал глаз от фотографии жены. «Привет, милая, со мной все в порядке», — сказал он. В трубке шуршало и скрипело.
«ГДЕ ТЫ, ГРЕГ? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?» — «Я БЫЛ В ПЛЕНУ». — «ЧТО ЗНАЧИТ „В ПЛЕНУ“?» — ВСТРЕВОЖИЛАСЬ ТАРА. — «ТЕБЯ ПОСАДИЛИ В ТЮРЬМУ?» — «ТРУДНО ОБЪЯСНИТЬ. НО Я ЕДУ ДОМОЙ».
«Где ты? Что случилось?» «Я был в плену». «Что значит „в плену“? — встревожилась Тара. — Тебя посадили в тюрьму?» «Трудно объяснить, — сказал он, стараясь не пугать жену. — Но я еду домой. Увидимся через несколько дней». Во время перелета Грег постоянно вытаскивал фотографию Тары из бумажника и смотрел на нее. Снимок жены стал для него настоящим лекарством. Таре тоже стало легче. «Первые несколько дней, когда он не звонил, я думала, что он, как всегда, потерял счет времени. Но когда прошла неделя, начала волноваться. Я собиралась звонить в Госдепартамент и даже обсуждала эту возможность с матерью. Но мы знали, что Грег находится в закрытом районе. Из-за нашего звонка мог возникнуть международный скандал. Я была беременна и чувствовала себя совершенно беспомощной и одинокой. Можете представить, в какой панике я находилась. К тому времени, когда он наконец-то позвонил из Пешавара, я уже думала, что его убили». В семь утра 13 сентября 1996 года, ровно через год после судьбоносной встречи с Грегом в отеле «Фэйрмонт», Тара почувствовала первые схватки. В семь вечера на свет появилась Амира Элиана Мортенсон. Имя «Амира» на фарси[49] означает «женщина-вождь», а «Элиана» на языке суахили — «дар Бога». Грег назвал дочку в честь своей любимой сестры — Кристы Элианы. Когда акушерка уехала, Мортенсон прилег рядом с женой и дочерью. На шею девочки он надел сплетенный из цветных ниток талисман балти, подаренный ему Хаджи Али. А потом попытался открыть первую купленную в своей жизни бутылку шампанского.
РОВНО ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ СУДЬБОНОСНОЙ ВСТРЕЧИ ГРЕГА И ТАРЫ В ОТЕЛЕ «ФЭЙРМОНТ» НА СВЕТ ПОЯВИЛАСЬ АМИРА ЭЛИАНА МОРТЕНСОН. ГРЕГ НАЗВАЛ ДОЧКУ В ЧЕСТЬ СВОЕЙ ЛЮБИМОЙ СЕСТРЫ — КРИСТЫ ЭЛИАНЫ.
«Дай мне! Я открою!» — засмеялась Тара. Грег подхватил дочку на руки и отдал бутылку жене. Перед тем как раздался громкий хлопок и пробка вылетела, Мортенсон прикрыл крохотную головку дочери своей огромной ладонью. Он был настолько счастлив, что из глаз текли слезы. Счастье было огромным, невообразимым. Он поверить не мог тому, что после восьми дней, проведенных в пропахшей керосином комнате, оказался в уютной спальне своего дома, в кругу семьи, в родном и понятном мире. «Что с тобой?» — спросила Тара, увидев его слезы. «Ш-ш-ш, — прошептал он, свободной рукой откидывая прядку волос с ее лба и беря бокал. — Ш-ш-ш».
* * *
Телефонный звонок из Сиэтла нарушил счастливый покой Грега Мортенсона. Жан Эрни хотел точно знать, когда сможет увидеть фотографии построенной в Корфе школы. Мортенсон рассказал ему о своем похищении и о планах вернуться в Пакистан через несколько недель. «А пока, — сказал он, — я хотел бы немного побыть с дочерью». Эрни ответил: «Приезжай сразу, как только сможешь». Нетерпение Эрни удивило. Грег спросил, что случилось. Ученый глубоко вздохнул: у него обнаружили миелофиброз — неизлечимую форму лейкемии. Врачи сказали, что ему осталось жить несколько месяцев. «Я должен увидеть школу перед смертью, — сказал Эрни. — Пообещай мне, что привезешь фотографию как можно быстрее».
|
