С длинной гривой Сломалось колеса. Скачет по полям Сколько гвоздей Тут и там. На починку пошло? Где проскочит он – Выходи, Юскаби, вон! Уточка крякнула За морем брякнула, Катилася торба Море взбунтовалось, С высокого горба. Вода всколыхалась. В этой торбе Утка моя, Хлеб, соль, пшеница. Селезенка моя, С кем хочешь поделиться? Не летай за реку, Не ходи по песку, Шла собака через мост, Не клюй песок, Четыре лапы, пятый хвост. Не тупи носок. Если мост провалится, То собака свалится. Чувашские сказки (35, 36, 38). Бараны-хитрецы. По пригоркам и оврагам бродило стадо. Было в том стаде два бодливых барана. То и дело налетали друг на друга, как мальчишки-драчуны. Пастух не заметил, как отбились эти двое и очутились в лесу. Блуждали-блуждали они, но дорогу домой так и не нашли. Вечером повеяло холодком. Чтобы согреться, собрали хворост и разожгли костер. Прибежал на огонек волк и затаился за кучей валежника: «Послушаю-ка, о чем будут говорить». Почуяв зверя, бараны решили обмануть его. Один направляется к валежнику, а другой громко говорит: - Ох, и голоден я, нет ли там какого-нибудь разини-волка? А первый, с треском обламывает хворост, отвечает: - Да я недавно семерых волков умял, на твою долю вряд ли осталось. Напуганный такими речами волк осторожно, бочком-бочком выбрался из-за валежника и давай удирать. Увидел беглеца медведь – и вдогонку. Вот-вот схватит. Волк поджал хвост, жалобно заскулил: - Прошу тебя, медведь, не гонись за мной. Я видел двух упитанных баранов. Один из них семерых волков съел – сам признался. Давай их ловить, нам обоим на ужин хватит. Послушался медведь волка, повернули они к костру. А бараны тем временем сбежали к реке и забрались на корявую березу. Видит медведь, что у костра никого нет, и сердито говорит волку: - Ты почему меня обманул, серый? Я тебя самого проглачу. - Погоди, - отвечает волк. – Давай сначала по следу пойдем. Авось недалеко убежали. Идут. Вот река, корявая береза. И вдруг следы обрываются. - Нет упитанных баранов, - ворчит медведь. – Наверняка пастухи переправили их через реку на пароме. Придется тебя съесть. Дрожа от испуга, волк жмется к воде и случайно видит там отражение двух баранов. - Ага, - радостно восклицает он. – Вон куда они спрятались! Только медведь заметил отражение, как бултых! в воду. Волк за ним. И оба утонули. Так бараны-хитрецы спаслись от острых зубов серого и косолапого. Лиса – плясунья. Один старик принес из леса живую лису и говорит старухе: -Брось-ка в печь мою старую шапку, я тут кое-что на новую принес. Вот, посмотри, - и вытащил из мешка лисицу. Старуха как раз топила печку и, увидев лисицу, взяла старую шапку мужа и бросила в огонь. А старик тем временем говорит лисе: -Прежде чем я пущу тебя на шапку, спляши, лисичка-сестричка, повесели нас со старухой, - и принялся точить нож. Бедная лисичка глядит на нож, на старика со старухой и сидит, ни жива, ни мертва. Взглянула в окно, увидело дорогу в поле, а за полем – лес, только как убежишь в тот лес? А старик уже и нож наточил. -Пляши, лисичка, не то зарежу. -Я бы сплясала, - ответила лиса, - но у меня нет хорошего платья. А без платья – что это за пляска? Старуха достала из сундука свое девичье платье, нарядила в него лисичку. А та посматривает на свой наряд, любуется, а плясать не торопится. -Что же ты не пляшешь-то, сестрица? – спрашивает старик. -Я бы сплясала, - отвечает лиса, - да у меня нет хушпу (праздничный головной женский убор) на голове. Старик со старухой надели на голову лисы хушпу. А она и теперь на украшения смотрит, однако же и плясать не пляшет. Тогда старик со старухой в один голос: -Хватит любоваться-то, лисица, пляши, почему не пляшешь? -А у меня – разве не видите? – не шее мониста нет, - отвечает лиса. Повесила ей на шею старуха и свое монисто, - не пляшет лиса: -Надо бы еще и браслеты. И когда только дали ей и браслеты – повеселела, вышла на середину избы, на задние лапы встала. Старик достал гусли, заиграл, лисица в пляс пустилась. Сначала тихо, медленно прошла по кругу, а потом все быстрей и быстрей. Только нарядное платье мелькает, да хушпу с монистом позванивают. Старуха и про печку забыла, глядит на лисью пляску, в ладоши хлопает. -А ну, ходи веселей, лисичка-сестричка! – подбадривает плясунью и старик, и чуть ли не сам готов вместе с ней в пляс пуститься. Что только не выделывала, какие веселые колена лисица ни выкидывала. Глядят на пляску старик со старухой на наглядятся. Жарко стало плясунье, она и говорит: -Чтобы дверь была открыта, и окно, чтоб не закрыто. Старуха тут же кинулась открывать дверь, а старик открыл окно: жалко что ли: лишь бы лисичка-сестричка веселей плясала! А лисичка еще немного попрыгала, поплясала, да – юрк! – в открытую дверь. Только ее старик со старухой и видели. И остался старик без шапки: старая в печке сгорела, а новая в лес ушла. |